ОДЕССА. НУЖНА КРОВЬ. ПЕРВАЯ ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ! Aleksander Babich Срочный перепост. Нужна кровь. Огнестрельное ранение в живот сегодня на Греческой. Хороший парень Женя Лозинский. Лежит в первой хирургии на Слободке. Нужна первая положительная. Кто может, сдайте кровь.
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
Человеку нужен Человек. Не тихая тень. Тень у меня есть и своя. Нужен человек реальный, не обезличенный, существующий во всех вероятностях и измерениях, а не кто-то, кого ты придумываешь себе самостоятельно. И вот оно, в преддверии полуночи третьего дня непонятных скитаний по глубинам собственной эмоциональной измождённости, вдруг прояснилось, что (какая ирония!) старая схема - по-прежнему старая схема. Она уже прописанная и самодостаточная, незыблемая константа. Не изменит её ни возраст, ни желание что-нибудь менять в своей жизни, ни степень отчаянности или уровень сознания одинокости. И с чего в твою дурную юную голову взбрело, что в этот раз может быть иначе? Не пойму! Так много километров было пройдено по этому самому щербатому каменистому пути, что нельзя было не запомнить всех ухабов. Но почему-то целенаправленно и тупо я пошла именно туда. Снова. Аля мне часто повторяет одну и ту же фразу: ошибка, повторённая минимум два раза - это уже не ошибка. Это выбор. Выбор он и есть. Но сделанный в какой-то бессознанке, в каком-то перевёртыше объективности. Безвольный выбор не предложенного здравым смыслом варианта. А потом... Я вам не смогу рассказать, как от совершенства писательской романтизированной эйфории дойти до размазанной по щекам туши, потому что я так и не поняла, что же, гори оно всё синим пламенем, происходит. Бесперспективное мероприятие. Без адреса, без получателя, без конверта. И может быть теперь, в свою чёртову двадцатую весну, переполненную пакостной горечью, илистой, словно из грязной лужи, я наконец пойму да высеку на мраморе: нужно было не уйти вовремя. Нужно было вообще не приходить. Ты? Я? Мы? Не существуем. Нет нас. Просто нет.
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
Якщо нарешті все добре, чому мене рве навпіл? Думав, з ранковим світлом полегшає. Так і було, бо я тобі вірю безглуздо. Дурний. Не втомився іще серце по шматках сбирати, болю іще не занадто. Сказав собі:"Сміливий! Болю не боюся!", але треба ж розум якийсь мати окрім сміливості! Треба ж хоча б якусь гордість мати! Дурний.
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
«Моя любов чолом сягала неба, А Гриць ходив ногами по землі...»
Я всё-таки решилась подвести итоги. Только теперь, когда всё случившееся никаким образом не задевает ни одну из граней мира, в котором я существую. Решаюсь спустя два месяца тишины в нашем эфире. Открещиваться не стану - мысли о тебе каким-то быстрым промельком ещё возникают редкими деньками, особенно непогожими. Ты вошёл в мою жизнь зимой. Зимой и остался. В зиме и остался. Ничего бы у нас не вышло, потому что ты не умел слушать никого, кроме себя, а все мои немаленькие переживания для тебя - детский лепет. И сама я - ребёнок, не больше. Мы спасали друг друга тогда. Доспасались. Отмерли за ненадобностью. И это закономерно! Слышишь? Это логично! Но зачем же, скажи мне, с такой болью? Я о поцелуе не желаю. О прогулках за руку не жалею. И объятий моих тоже не жаль. Плачусь о другом: полюбив тебя за рыцарскую смелость, я разлюбила тебя из-за плебейского малодушия.
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
Я тебя себе напророчила и нажелала. Вымолила коленопреклонением перед истеричным давлением будней. Ты - феномен. И я принимаю тебя. Со всеми "за" и "против", со всем возможным и невозможным, простым и трудным, реальным и иллюзорным. По частям и всецело. Ни с чем в этом мире тебя не сравнить, не выдумать достойного нового. Ты - немой восторг для того, кто чувствует словами. Моя великая тайна.
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
*** Не отрекаются любя. Ведь жизнь кончается не завтра. Я перестану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно. А ты придешь, когда темно, когда в стекло ударит вьюга, когда припомнишь, как давно не согревали мы друг друга. И так захочешь теплоты, не полюбившейся когда-то, что переждать не сможешь ты трех человек у автомата. И будет, как назло, ползти трамвай, метро, не знаю что там. И вьюга заметет пути на дальних подступах к воротам... А в доме будет грусть и тишь, хрип счетчика и шорох книжки, когда ты в двери постучишь, взбежав наверх без передышки. За это можно все отдать, и до того я в это верю, что трудно мне тебя не ждать, весь день не отходя от двери.
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
*** Мой друг, ты спросишь, кто велит, Чтоб жглась юродивого речь?
Давай ронять слова, Как сад - янтарь и цедру, Рассеянно и щедро, Едва, едва, едва.
Не надо толковать, Зачем так церемонно Мареной и лимоном Обрызнута листва.
Кто иглы заслезил И хлынул через жерди На ноты, к этажерке Сквозь шлюзы жалюзи.
читать дальше Кто коврик за дверьми Рябиной иссурьмил, Рядном сквозных, красивых Трепещущих курсивов.
Ты спросишь, кто велит, Чтоб август был велик, Кому ничто не мелко, Кто погружен в отделку
Кленового листа И с дней Экклезиаста Не покидал поста За теской алебастра?
Ты спросишь, кто велит, Чтоб губы астр и далий Сентябрьские страдали? Чтоб мелкий лист ракит С седых кариатид Слетал на сырость плит Осенних госпиталей?
Ты спросишь, кто велит? - Всесильный бог деталей, Всесильный бог любви, Ягайлов и Ядвиг.
Не знаю, решена ль Загадка зги загробной, Но жизнь, как тишина Осенняя,- подробна.
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
Ночь поэзии продолжается
Уточнение Откуда ни возьмись — как резкий взмах — Божественная высь в твоих словах — как отповедь, верней, как зов: «за мной!» — над нежностью моей, моей, земной. Куда же мне? На звук! За речь. За взгляд. За жизнь. За пальцы рук. За рай. За ад. И, тень свою губя (не так ли?), хоть за самого себя. Верней, за плоть. За сдержанность, запал, всю боль — верней, всю лестницу из шпал, стремянку дней восставив — поднимусь! (Не тело — пуст!) Как эхо, я коснусь и стоп, и уст. Звучи же! Меж ветвей, в глуши, в лесу, здесь, в памяти твоей, в любви, внизу постичь — на самом дне! не по плечу: нисходишь ли ко мне, иль я лечу?
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
Меня в школе учили любить свою страну. Нас всех учили. Так почему теперь, когда мы и правда готовы идти за неё в открытый огонь, нас осуждают? Мы стали ублюдками и бандеровцами, майданутыми, тупыми животными из стада, подстилками США. Мы, с гордостью вывесившие родной флаг на балконы, полюбившие гимн, перечитавшие историю. Мы, не желающие становиться дочерним отростком монстр-империи, не желающие быть Окраиной и Малороссией. Мы потеряли себя и друг друга в дыму революции. Огнём и Мечом выкорчевали из тела Родины раковую опухоль. Изуродовали, но спасли от мучительной смерти. Наша Ненька заживёт и мы будем рядом.
Я не верю нашим политикам. Хотелось бы, но не верю США и ЕС. Но я верю в Нас. Отчаянных, заново влюблённых в свою Украину. Гордых. Непокорных.
Знаете ли вы украинскую ночь? Нет, вы не знаете украинской ночи! Здесь небо от дыма становится черно. и герб звездой пятиконечной вточен. Где горилкой, удалью и кровью Запорожская бурлила Сечь, проводов уздой смирив Днепровье, Днепр заставят
на турбины течь. И Днипро по проволокам-усам электричеством течет по корпусам. Небось, рафинада и Гоголю надо!
-----
Мы знаем, курит ли, пьет ли Чаплин; мы знаем Италии безрукие руины;
мы знаем, как Дугласа галстух краплен... А что мы знаем о лице Украины? Знаний груз у русского тощ - тем, кто рядом, почета мало. Знают вот украинский борщ, знают вот украинское сало. И с культуры поснимали пенку: кроме двух прославленных Тарасов - Бульбы и известного Шевченка, - ничего не выжмешь, сколько ни старайся. А если прижмут - зардеется розой и выдвинет аргумент новый: возьмет и расскажет пару курьезов - анекдотов украинской мовы. Говорю себе: товарищ москаль, на Украину шуток не скаль. Разучите эту мову на знаменах - лексиконах алых, эта мова величава и проста: "Чуешь, сурмы заграли, час расплаты настав..." Разве может быть затрепанней
да тише слова поистасканного "Слышишь"?! Я немало слов придумал вам, взвешивая их, одно хочу лишь, - чтобы стали всех моих стихов слова полновесными, как слово "чуешь".
Трудно людей в одно истолочь, собой кичись не очень. Знаем ли мы украинскую ночь? Нет, мы не знаем украинской ночи.
[1926]
Тем же, кто жаждит в Россию - со стипендии куплю билет в один конец. Поедите? Нет? Что же так?
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
А у нас на работе полным ходом сборы гуманитарной помощи для солдат с границ Приднестровья. Ребята в окопах сидят, над головой летают самолёты, подтягиваются российские войска. Воспитатели с детьми сшили кучу подушек, закупаем одежду и медикаменты, одноразовую посуду, да просто денег подкинули. Говорят, осталось пару спокойных дней. И всё. Война.
Наши руки — земля, наши тела — глина, а наши глаза — дождевые лужи. Мы не знаем, живы ли мы еще
Как из довольного всем человека превратиться в разочарованное жизнью жалкое создание за месяц? Написала бы пособие, если бы знала, как это вышло. Я не могу понять, что вдруг изменилось. Послушай... Ты должна для себя кое-что уяснить: это твоя жизнь. Люби её, у тебя нет выбора. Всё, что у тебя есть – твоя заслуга и твоя вина. Ты сама выбрала эту работу, сама захотела в этот университет. И вряд ли ты станешь счастливее, если просто сопьёшься и всё потеряешь. Так что возьми себя в руки и прекрати ныть. Жизнь удивительна. Открой глаза.